Напоследок выскажем общие соображения относительно проблемы преемственности научного знания. Вопрос об устойчивости содержания науки — это прежде всего вопрос оценки реальной истории науки. Совсем необязательно расценивать смены парадигм как некие катастрофы, периодически нарушающие нормальное течение науки. Ведь куновскую модель «от парадигмы к парадигме» можно рассматривать двумя способами. Можно акцентировать внимание на разрушительном действии революций, и тогда возникает скептический взгляд не только на прошлое науки, но и на ее современное состояние. С этой точки зрения нам лишь остается ждать следующей революции, которая покажет, насколько ошибочными были наши современные научные представления. Такая позиция в итоге приводит крелятивизму (от лат. relativus — «относительный») — к взгляду о том, что вообще не существует ничего постоянного, а все наши теории лишь зависят от преходящих исторических реалий. Другой способ рассмотрения научных революций акцентирует внимание на их созидающем моменте. В таком ракурсе научная революция — это всегда прыжок вперед, интеллектуальный прорыв, значительное обновление научных знаний. В этом смысле не столь важно, сохраняется ли вообще что-нибудь из старой теории. Куда важнее то, что смена парадигм всегда имеет под собой серьезные основания и приносит серьезные достижения. Ведь научное сообщество никогда не проводит революцию развлечения ради. Поэтому если оно в конце концов приняло новую парадигму, значит, на то были действительно веские причины. Как минимум, с научной революцией обязательно открываются новые теоретические перспективы, интересные и далеко идущие возможности, которые старая парадигма была не в силах предложить.
Это означает, что научные революции всегда стоит приветствовать, а важнейшей характеристикой научного знания следует считать его постоянную обновляемость (а не постояннуюразрушаемость). В этом плане сама проблема преемственности, если она рассматривается и заостряется утрированно, оказывается искусственной и несущественной для понимания специфики научного познания. Ведь вектор научного движения направлен вперед и только вперед. Здесь уместно процитировать Дж. Агасси, который акцентирует наше внимание на качественном преобразовании науки в ходе революции: «То, что до революции считалось основным содержанием некоторой теории, после революции оказывается не столь важным. Так, идея неделимости атома — безусловно центральная часть теории Дальтона — не устояла в революции». Действительно, главным в этом процессе является существенное преобразование представлений, имеющих принципиальное значение. Дело даже не в том, что какая-то часть содержания старой науки оказывается сохраненной и включенной в новое знание, а в том, что после революции сама смысловая нагрузка, фундаментальные ориентиры этого старого содержания оказываются не столь важными в обновленной картине науки.